д.м.н. Михаил Иосифович Коган

д.м.н. профессор Михаил Иосифович Коган

Профессор, заслуженный деятель науки РФ, д.м.н. Михаил Иосифович Коган руководит кафедрой урологии Ростовского государственного медицинского университета уже почти два десятка лет. В своем интервью  он поделился накопленным опытом, рассказал о текущих проблемах, достижениях и мечтах.

– Михаил Иосифович, насколько благоприятен сейчас период для работы вашей кафедры?

– Сказать, насколько благоприятен, значит, сравнивать этот период с какими-то другими. На самом деле, мало, что меняется в России в последние, скажем, 10 лет, что касается медицинской науки или медицинских кафедр университета. Но я предполагаю, что в ближайшее десятилетие многое должно измениться. Поэтому любой год нашей работы мы считаем для себя априори благоприятным. Нужно находиться в состоянии взвешенного, разумного оптимизма. В рамках существующего недофинансирования, как принято говорить в нашей стране, кафедра должна развиваться, а я как руководитель должен ее развивать. Это внутренняя моя обязанность. Кафедра – не моя собственность, но это коллектив, который я создавал. тот коллектив работает достаточно продолжительное время и, на мой взгляд, он развивается. В чем я вижу развитие коллектива? Прежде всего в том, что интерес к обучению на нашей кафедре проявляют врачи-урологи со всей страны. Дело в том, что мы занимаемся обучением не только студентов, но и врачей (различные формы последипломного образования). У нас обучаются врачи в ординатуре, то есть приходят в ординатуру для того, чтобы приобрести специальность «Уролог». Они у нас обучаются в аспирантуре для того, чтобы развиться как научные исследователи. Они проходят у нас сертификационное обучение, сдают экзамены и получают сертификаты. У нас полтора десятка различных циклов тематического усовершенствования по различным разделам урологии. Безусловно, работая с врачами, мы должны поддерживать и достаточно высокий уровень своей собственной квалификации.

– А где вы черпаете профессиональную информацию для поддержания этого уровня?

 – Прежде всего каждый преподаватель ведет серьезную научно-исследовательскую работу. Ведя собственное исследование, он, естественно, должен знать все, что делается в мире по избранной теме. Постоянно работает в Интернете, в базах данных, собирает всю современную литературу. Далее – участие в европейских, американских конгрессах, в конгрессах Международного общества урологов, представление докладов на этих конгрессах. Наша кафедра на каждом ежегодном главном европейском конгрессе презентует по несколько (4–8) докладов, принимается примерно 1100 докладов. В прошлом году со всей России было принято 25, четыре из них – с нашей кафедры. И мы не просто делаем доклады, а завоевываем первые места. В этом году из четырех наших докладов два получили первые премии по различным разделам урологии. Преподаватели обязательно должны развивать свою хирургическую технику, то есть должны сами повышать свою квалификацию как хирурги, ездить в зарубежные и отечественные клиники и стажироваться. Все мои преподаватели занимаются этим постоянно.

 – Есть ли у кафедры собственная клиника?

– Конечно. Университетская клиника, где мы все работаем. Но она не единственная. У нас есть и другие клиники, которые являются учебными базами нашей кафедры, где мы тоже оперируем, где обучаются наши врачи, ординаторы, аспиранты и так далее. Эти базы имеют свою особую специализацию. Для того чтобы быть интересным как педагог, мы должны знать, уметь и делать больше, чем это может получить врач через Интернет, на конференции, через какие-то другие формы приобретения знаний.

– При нынешнем уровне развития телекоммуникаций до какой степени оправданны обмен- ные программы? 

– Дело в том, что урология – это не теоретическая медицинская специальность. Это практическая хирургическая специальность. И уролог должен быть хирургом. Для того чтобы осваивать хирургию, надо учиться определенным методикам в тех клиниках, где хорошо поставлена эта работа. Поэтому любой врач, который хочет освоить какой-либо раздел хирургии, должен куда-то поехать и где-то получить определенные навыки. А просто в Интернете учиться хирургии нельзя.

– До какой степени удается сегодня закрыть потребность юга России в специалистах-урологах? Как вы считаете, есть ли нехватка в таких специалистах? 

– Нехватки нет. Урология в нашей стране – довольно продвинутая специальность, ее любят врачи в нашей стране и с удовольствием осваивают. В урологию идут, как правило, люди, которые хотят добиться очень многого. Потому что эта специальность для освоения достаточно трудная. Она стала труднее многих других хирургических специальностей в течение последних 20 лет – очень много аппаратуры, новых техник, новых знаний, которыми ты должен владеть, скажем, лазерная хирургия. Это отдельная подотрасль, где необходимо разбираться в волнах, мощностях оборудования, в правилах работы с тем или иным инструментом. Здесь особая технология производства операций. –

– Но если специальность стала сложнее, то и для ее освоения требуется, наверное, больше времени?
 – Человек может стать урологом, если он учится урологии, как показывает мировой опыт, от пяти до семи лет. Вначале в университете он получает диплом об образовании, а дальше должен приобрести специальность. Чтобы стать врачом общей практики, необходимо три года, в некоторых университетах – четыре года, врачом семейной практики – тоже три или четыре года, а чтобы стать общим урологом – пять лет.
 – Но это еще без специализации в урологии? 
– Да, без специализации. Общая урология – пять лет, а чтобы стать суперспециалистом в урологии надо еще 1,5–2 года. Кто-то пойдет в специализацию «Детская урология», кто-то – в онкологическую или в андрологическую, кто-то пойдет в реконструктивно-пластическую и т.д. Поэтому за рубежом уролог – это человек, которому 33–34 года. А у нас в 22 года окончил университет, два года обучался в ординатуре и в 24 года – уролог. А человек в 24 года такой же умный и образованный, как в 34? Конечно, нет. В 34 он уже и в житейском плане совсем другой человек. Он уже понял, что такое жизнь. Уролог в западном мире достигает совершенства к 40–42 годам. К этому возрасту он уже царь и бог, в 50 лет – суперзвезда. А у нас человек может стать суперзвездой в 35 лет. Это одинаковые звезды? Это разные звезды. Разные, к сожалению. Эти звезды поразному светят. Я развивался как уролог, который занимался всей урологией. Потому что она в 70 – 80-е годы прошлого столетия была только в начале своего развития. А теперь, когда она стала громадиной, то, естественно, я уже не могу быть специалистом во всех областях. И любой мой другой сотрудник, коллега не может быть специалистом во всех областях. Да, он сделает стандартную операцию. Обязан! Но это не значит, что он – специалист в этой болезни. Все могут сделать обрезание, но есть специалисты, которые это делают фантастически красиво и ловко.

– Что касается южного региона. Скажем, при разработке учебных планов учитываются какие-то специфические заболевания, проблемные для юга России?

 – Безусловно.
– Какие они сейчас? 
– Очень высока частота мочекаменной болезни. К этому причастны определенные климатические факторы, которые, безусловно, влияют на частоту мочекаменной болезни.
– Климат, вода?
– И продукты питания, и температура, и влажность, и вода, и химический состав воды – все имеет значение. Поэтому наш регион, юг России, является эндемическим по мочекаменной болезни. У нас также очень высокая частота опухолевых заболеваний: здесь высокая инсоляция, очень высокий уровень ультрафиолетового облучения, потому что мы – юг, у нас очень много солнечных дней. Безусловно, это взаимосвяза- но. Имеет значение и национальный фактор. Есть народы, которые редко подвержены каким-то урологическим заболеваниям, а другие не болеют ими вовсе. Я не буду сейчас касаться конкретно каких-то народов, кто чем болеет. Это может быть отдельной темой разговора.
 – Мы начинали наш разговор с работы в условиях ограниченности ресурсов, недофинансирования. Есть ли какие-то альтернативные пути привлечения ресурсов? Как с этим бороться? К каким источникам сейчас можно обратиться? 
– Вы знаете, с этим бороться невозможно. Скажем, 20 лет тому назад у нас были дружественные кооперативные отношения с промышленными предприятиями, с сельскохозяйственными предприятиями нашей страны. Сейчас этого нет. Этого нет давно. Бизнеспредприятия не хотят и не имеют дружественных, кооперативных отношений с различными медицинскими учреждениями. Это значит, что никакого внебюджетного финансирования науки нет. Поэтому знаете, что делает бедный человек? Он изгаляется. Изгаляется чем? Идеей. Вот, чем мы сильны. Мы производим идеи. Мы исследуем такие научные явления, которые можно изучить доступными имеющимися средствами. Я исхожу из того уровня обеспечения, который у меня есть. И я с помощью того научного оборудования, которое имеется, изучаю благодаря новым идеям то, что неизвестно. Вот такой вот подход.
– То есть рассчитывать ресурсы приходится заранее? 
– Да. Все то, что мы публикуем в Европе и в Соединенных Штатах Америки, на международной арене, добыто не какими-то новейшими инструментами, а теми, которыми мы располагаем уже долгое время. Но благодаря идеям мы получаем новые научные результаты, не известные науке ранее. Это первое. Второе: мы кооперируемся с другими учреждениями, допустим, академией наук нашей страны, с другими университетами нашего города для того, чтобы, используя их оборудование, кооперируясь в научных идеях, производить новый продукт. Нам это тоже удается. И мы являемся на протяжении пяти лет в нашем университете кафедрой номер один в научном рейтинге. У нас на кафедре семь докторов наук. И в ближайшие две недели защищаются еще два сотрудника, то есть будет девять. –
– Планами на будущее поделитесь? 
– Вы знаете, у нас нет планов. Нет планов, потому что у нас нет финансирования. Хотя вот сейчас мы выиграли грант. Мы первыми в нашем университете выиграли очень солидный грант Российского научного фонда.
– А что за грант? Это какой-то федеральный проект? 
– Да. В прошлом году был организован в стране Российский научный фонд, который аккумулирует все деньги для научных исследований. И он организует научные конкурсы. Мы выиграли достаточно большой грант – 20 миллионов рублей. Вот на это у нас есть план. Есть деньги на первый год работы, на второй год работы, третий … Мы сами составили план, когда подавали заявку. Это грант двух направлений: эндокринологического и урологического – на стыке специальностей. С эндокринологами мы изучаем состояния, которые интересны им и нам. Мы там обязуемся сделать довольно большое количество публикаций за три года (около 20 публикаций). Вот это плановая работа. Все остальное, вся наша наука – это наши мечты. Конечно, каждый из нас имеет мечты и в жизни, и в науке, и в хирургии. Иногда они сбываются, где-то не сбываются, как у всех людей. Мы мечтатели. На самом деле, я так думаю, мы меняем парадигмы, меняем мифы, представления о мифах, потому что мифического в медицине, в науке, конечно, еще очень много. А на самом деле главное в науке – это идеи. Важно найти инструменты, которые могут реализовать твою идею. Мы развиваем науку благодаря тому, что в коллективе есть идеи, и высказывать их может каждый. Очень важно создать в коллективе творческий процесс. Если нет творчества, если есть авторитаризм руководителя, то не важно, кто что умеет. Командир сказал: «Иди делай!» И ты пойдешь делать. Сможешь – сделаешь, не сможешь – не сделаешь. А какая разница? На поле всегда какая-то часть солдат погибает, правда? Но для нас важно создать среду, в которой бы солдаты не погибали. Это идиллическая среда, но для нас это очень важно.
Источник: ВЕСТНИК РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА УРОЛОГОВ №3 стр. 10-11 Материал подготовила B.A.Шaдеpкинa

Ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

 

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.